Хождение
по улицам близко к набережной приводит к
площадке танцующих в цветных тканях.
Быстрая темнота расставляет акценты звезд
и подчеркивает значимость молчащего
теленка застывшими глазами отражающего
всех, но в черных сферах глаз видны только
светлые пятна лиц и неевклидовая геометрия
влажных зрачков прямее натянутой веревки
канатоходцев ожидающих завершения музыки,
чтобы на фоне уходящего в море солнца
прочертить свои силуэты опираясь на
напряжение воздуха.
Грудь
невесты упруга и молода ее мать и через год
здесь упадет набок карета и девушка в
гетрах с мольбертом будет рядом с
поливальщиком смывающим краски с мостовой
и забор сплошь покрытый листьями как тайна
границы ставшей живой тканью и сполохи
северного сияния на южном небе.
Тщетно
пытаешься вспомнить что было в эту самую
минуту десять лет назад и чувство что все
это уже когда-то было не возвращает память.
Ее не возвращают знакомые улицы, дома,
предметы в комнатах и знакомые лица. Знание
пространства было всегда и оно не связано с
памятью. Пространство было всегда, но время
забыто.
Покалывающая
ладонь доска покрытая мелкой стружкой и
капля молока в океане стружек на доске
медленно двигается вниз и рукодельные
лодки стружек бороздят белое море капли и
деревянные рыбаки ловят деревянную рыбу.
Около
двери ждем, когда за дверью прекратиться
жизнь и нам объявят со скорбью и
облегчением что все кончено и никто не
помнит чью-либо жизнь и никогда не помнил.
Ты говоришь что главное не жизнь, а ее следы
и метроном сердца нам дан для увеличения
тревоги.
Я
наблюдаю поверхность твоего покоя и
беспокойные слова это только рябь его
поверхности.